Текст дневника
Отзыв на коллективную работу К. А. Чернова
1 стр.
1941 год. Битва за Смоленск. Ожесточенные бои в Батуринском и Ярцевском районах продолжаются до октября. 1941 года. Наши соединения, потрепанные в ожесточенных боях, отходили к Вязьме.
Вязьма к тому времени находилась в руках немецких войск. Создалось положение, в котором мы оказались окруженными немецкими войсками. Разрозненные мелкие группы, отбивавшиеся от своих штабов, мы не могли противостоять многочисленным немецким войскам в районе Вязьмы, а поэтому я с группой бойцов беру курс на юг для того, чтобы выйти в районы Брянска. По нашим расчетам, там должны быть еще наши войска.
5-го октября 1941 года я был ранен при налете на один из немецких гарнизонов. Так как дальше продолжать движение я не мог, меня и двух моих однополчан оставили в одной из деревень Спас-Деменского района. Спустя пять дней мои однополчане Шашунов Павел Афанасьевич и Гальцев А., используя ночное время, на лошади переправляют меня дальше, имея цель: выйти в районы Харьковской области. Уже находясь в Туковских (?) лесах, я мог сам передвигаться без посторонней помощи. Январские морозы застают непокорённую тройку в Понуровском районе Орловской области, в селе Тарасовка. Здесь, в этом селе, я, разутый и раздетый, вновь заболеваю, и товарищи, не решаясь покинуть меня, остаются в этом селе. Здесь, в Тарасовке, я связываюсь с проживающим под видом военнопленного, заместителем командира Унеченского партизанского отряда Мисковым Ж..
Мисков мне предлагает вступить в их отряд. 15-го марта 1942 года нас вместе с Мисковым и Шушуновым по доносу арестовывают и направляют в город Клинцы. По дороге 27-го марта 1942 года устраиваем побег из-под немецкого конвоя. Бежим все трое и следуем в расположение Унеченского партизанского отряда.
3 стр.
Не зная о том, что отряда там, где мы хотим его найти, уже нет. Он разогнан немцами и спасшийся штаб ушел в Брянские леса. 30- го марта под селом Наитоповичи на нас нападают немцы. Мискову удаются бежать, а меня и Шушунова вновь арестовывают и для следствия направляют в Стародубскую жандармерию, заключают в Стародубскую городскую тюрьму. Допросы и пытки продолжаются через каждые 2 дня. Немцы хотят допытаться от нас, являемся ли мы участниками Унеченского партизанского отряда, и место нахождения его штаба, о котором мы сами ровно ничего не знаем.В Стародубской тюрьме нас держат до первых чисел июня 1942 года
5- го июня 1942 года меня по ошибке надзирателя выпускают на работу. Ровно в 17 часов вечера я и один товарищ (фамилию не помню, звать Сергеем, уроженец Омской области, Куйбышевского района, село Куйбышево) помогает мне обезоружить охранявших нас полицейских, и мы вместе с ним покидаем город Стародуб. Несколько дней мы проводим в погребе у племянницы полкового комиссара Холепо в деревне Решетки (?) Стародубского района.
Ставлю себе целью все-таки достичь того места, где, по словам Мискова, должен находиться Унеченский партизанский отряд. Три дня мы с Сергеем находимся под непрерывным дождем и ветром. Мокрые до ниточки, в одних рубашках, разутые, мы были в поле под селом Плевки. Унеченского района. Прозябли до невыносимости, как это называется, зуб на зуб не может попасть. Решаемся зайти в село Плевки, выходим на дорогу, идущую в село. Здесь нам попадается один парнишка из этого села лет 16-ти. Расспрашиваем, кто есть в селе. По его словам, в селе никого нет, и путь нам свободен.
Мы заходим в крайний дом села Плевки, где проживают красноярская семья.
5 стр.
Здесь нам объяснили, что в село нам входить нельзя, потому чего в селе находится гарнизон полиции. Нам немедленно нужно удаляться, что мы, обсушившись, и сделали. От села мы отошли метров 200, как снова оказались насквозь мокрыми и решили одном из сараев обождать, пока не перестанет идти дождь. Мы надеялись, что наше присутствие не замечено, но оказалось, что тот парнишка, которого мы встретили на дороге, нас предал.
Он явился в штаб полиции и заявил о том, что какие-то партизаны подходили к селу и расспрашивали, кто есть в селе и где стоят немцы. Есть ли в местечке Баклинь. (?) Он обрисовал наше положение (что мы раздетые, прозябшие и, без сомнения, надеясь, что в селе никого нет, как он сказал нам, зайдем в какой-нибудь сарай отдохнуть, по всей вероятности, в крайний, который стоит на их пути). Так вот на самом деле и получилось. Зашли мы в сарай, там много было старой соломы. Мы полежали, полежали на ней, дождь не перестает, и мы решили зарыться в солому и отдохнуть.
Закопавшись с краю в солому, мы быстро заснули. Было под Троицын день, полиция ночью окружила сарай и держала его окруженным до утра. Мы с Сергеем, ничего не подозревая, продолжаем спать. Вдруг на рассвете вокруг сарая раздаются несколько выстрелов и крики, относящиеся к нам: «Выходи из сарая!», Сергей говорит мне: «Давай вставать». Я его тычу в бок: «Лежи, что будет дальше». Полиция заходит в сарай, стреляют с криками: «Вылезай! Сдавайся!» Сергей снова предлагает мне вставать, я снова ему говорю: «Лежи». Полицейские ходят по соломе, ходят прямо по нам, мы лежим глубоко внизу, и они не чувствуют, что ходят по людям.
7 стр.
Мы слышим их разговоры. Они говорят, что вот мол они лежали здесь, они, наверное, ушли. Староста села приказывает седлать лошадей в погоню за нами. Кто-то предлагает прострелять солому, и полиция начала стрелять. Сергей снова говорит мне: «Встаем, а то убьют». Я ему отвечаю то же самое: «Лежи». Выстрелы на несколько минут прекратились. Вдруг раздаются несколько выстрелов – и Сергей мой застонал. Его вытаскивают из соломы, он заявляет, что там в соломе есть еще один. Тогда я вынужден был встать.
Кто-то ударил меня прикладом по голове, и я потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел, что мы находимся в деревне, в пустой избе. У Сергея выстрелами перебиты обе руки разрывными пулями, на левой руке раздроблена кисть и перебита кость выше локтя.
На правой руке перебита кость до локтя и рана на левой ноге. У меня пробита голова. Раны все уже забинтованы. В этот же день нас на подводах отправляют на станцию Жудилово
Когда нас провозили по селу Войтенки, то население, узнавшее об этом случае, выносили кто что мог: кто - молоко, кто - хлеб, кто - сало. Но полиция нам ничего не передала. Урядник ответил: «Их не за что кормить: они Сталина защищают». Только одна нашлась подражательница немцам – подошла и плюнула мне в лицо со словами: «Паразиты, вам кубари нужны – вы Сталина защищаете». Этак часов в 16 нас привезли в Жудилово и сдали в Жудиловское отделение полиции, а уже вечером нас на поезде отправляют в город Унечу. Сергея сдают в железнодорожную больницу, а меня направляют в городское полицейское управление.
9 стр.
На первом же следствии я показываю, что я уроженец города Брянска, находился в Бобруйских лагерях для военнопленных и за хорошую работу был отпущен на родину, к себе в город Брянск. Начальник Унеченской полиции, сын бывшего священника Десперов решил, очевидно, завербовать меня на службу к немцам и с первых же дней ко мне очень мягко отнёсся. Предоставил мне даже вольное хождение, а на второй день призвал меня к себе на квартиру и угощал, где и открыл мне его намерение. Он сказал мне, что сейчас в городе Унеча организуется отряд так называемой «Русской освободительной армии» под руководством генерала Власова. Нужны командиры, а их нет. Вот они и хотят сделать из меня командира. Унеченского «Добровольческого отряда». Я, конечно, наотрез отказался возглавить такой отряд, и на второй же день был переведен в гестапо. Десперов, видя, что из меня ему не удается сделать изменника, решил передать меня в руки гестапо. Дела мои принимают совершенно другой оборот. С часу на час ожидаю: вот- вот придут за мной и поведут на расстрел или вешать.
16-го июля 1942 года меня отправляют в город Клинцы. В Клинцовском лагере я встречаю знакомого по Стародубской тюрьме – Александра Ивановича Касаточкина, бывшего военинженера. Он с первой же встречи расспрашивает меня, чем и как обошелся мне побег из Стародубской тюрьмы. Выслушав меня, он задает мне вопрос: что я думаю делать в дальнейшем. Я отвечаю ему, что в дальнейшем я думаю бежать. «А каким способом?» - спрашивает он. «Любым, - говорю я. - Вплоть до убийства охраны. Тогда он предлагает мне участвовать в его группе.
. Группа в количестве 30 человек на работе охраняется шестью полицейскими и четырьмя немцами. Роли между участниками побега распределены, и завтра в 14.00 мы должны обезоружить конвой и уйти.
11 стр.
Выхожу работать в группу Александра Ивановича. Вот уже проходит обед. С минуты на минуту жду начала, но начинать никто не хочет. Каждый боится, что он начнет, а его не поддержат другие – и он погубит себя. Не надеются друг на друга. И так в этот день никакого события не произошло. Второй день дал такие же результаты. Вечером я имел разговор с Александром Ивановичем, которому заявил, что из этой группы ничего не получится. На третий день он обещал какой-то сдвиг, но третий день оказался ещё хуже. Немцы усилили охрану еще двумя собаками. На четвертый день, видя, что из этой группы ничего не получается, я прекратил работу в ней. Несколько дней маскируюсь от работы. Устроить побег из лагеря нечего было и думать. Во-первых, казематы, в которых мы находились, ночью запирались. Во-вторых, двор был обнесен большим забором, параллельно которому стояли наблюдательные вышки. Вовнутрь от забора на 2 метра идет проволочное заграждение. Между ним и забором ходит патруль из полицейских. С наружней стороны от забора на расстоянии 3 метров тоже проволочное заграждение, где ходит немецкий военный патруль.
Я решаю снова пойти на работу, только в другую группу, состоящую из двенадцати человек. Охраняют её два ефрейтора-немца. Немцы эти попались очень хорошие, сознательные ребята, мне даже жалко было их бить. Но ничего не поделаешь: не убьёшь – не уйдешь, и приговор им был вынесен. Вот уже несколько дней я работаю в этой группе. Мне предоставляется возможность бежать одному, но я чего-то выжидаю. Однажды вечером имею беседу с Александром Ивановичем Касаточкиным, который интересуется нашей группой, ее охраной. Мы приходим к заключению, что он вместе с десятью военнопленными перейдут постепенно в мою группу, вытесняя из нее ненужных нам людей. Таким образом, вскоре вся группа оказалась из нужных людей. 24-го июня 1942 года в группу переходит Александр Иванович – и в этот же день назначается наш побег. Но опять-таки присходит старая история: никто не хочет погибать. Первый день проходит безрезультатно.
25 июня, пятница – в городе базарный день. По всем дорогам в город и из города вереницей беспрерывно тянется народ. Мы работаем на окраине. Маскируем вырытые оборонительные траншеи и блиндажи. Наконец-то мне надоело ждать, и я решаю начать сам. Договариваюсь с одним старшим лейтенантом: «Давай, Миша, начнем, иначе , кроме нас, некому». Охрана наша была в таком положении. День был жаркий, они, уверенные в нас, что мы ничего не сделаем, решили немного загореть. Один сидел на бревне, сняв рубашку, спиной к нам, смотрел на дорогу, как по ней движутся с базара и на базар люди. 14 стр.
Опершись на винтовку, зажатую в коленях, второй без рубашки лежал рядом с ним лицом кверху и дремал. Мы сзади них ходим мимо, таская на лопатах резаный дерн для маскировки траншей землею. «Ну, - говорю,- Миша, бей сидячего, а я иду сзади тебя, одновременно бью лежачего». Идем, лопаты держим на плечах, чтобы сразу с плеча бить. Вот поравнялись с немцами, Миша делает взмах лопатой, я сразу же ребром лопаты бью лежачего немца по черепу. Он без крика в горячке поднимается, я вторичным ударом бью его по виску - он растягивается мертвым. Я бросаю лопату, беру его винтовку и спешу на помощь Михаилу, который первым ударом просчитался. Вместо того чтобы ударить ребром лопаты, он ударил его ручкой лопаты, а лезвие лопаты прошло мимо головы. Таким образом, немец не получил достойного удара. Он вскочил с испугу, заорал как резаный и бросился бежать. Миша, бросив лопату, сзади делает прыжок на немца, между ними завязалась борьба. Немец был здоровее Миши, и Миша не мог свалить его.
Я вовремя подоспел ему на помощь. Сильным ударом приклада я свалваю немца на землю. Миша душит его, а я беспрерывно наношу ему удар за ударом по голове до тех пор, пока он не оказался мертвым. В это время вокруг нас происходила следующая процедура: люди, работавшие на огородах и проходившие по дороге, бросились бежать в разные стороны, лишь бы не попасть в свидетели этой кровавой сцены. Пока мы с Мишей расправлялись с немцами, наши остальные десять товарищей во главе с Александром Ивановичем были уже от нас на расстоянии одного километра, убежав к близлежащему маленькому лесочку. Мы с Мишей, не теряя времени, забрали оружие убитых нами немцев и бросились догонять наших товарищей, уже приближавшихся к лесу. Я настолько сильно бежал, что, когда пришел в лесок, не мог перевести дыхания. Мне нечем было дышать и казалось, что вот-вот разорвется грудь.
Лесок был небольшой: шириной метров 100, а длиной – 150., так что оставаться здесь нам нельзя ни на минуту. Вот-вот за нами должна идти погоня. По обе стороны этого леска проходили шоссейные дороги, поэтому немцы на машинах очень скоро могут быть здесь и впереди нас. Некоторые наши товарищи предлагали остаться до ночи в этом лесочке. По-моему, это было бы просто безумием, на чем я и настоял: «Нам намедленно надо покинуть этот лесочек, уйти в более крупный Унеченский лес, который расположен в трех километрах». Впереди лежало растянувшееся на два километра болото, за ним
17 стр.
протекала небольшая речушка шириной метров 30, а за ней в километре начинался Унеченский лес. Мы немедленно по-пластунски начали форсировать это болото, чтобы не быть замеченными со стороны. Проползли этак метров 500 и решили, что это очень долго. Встаем в рост и бегом устремляемся к реке, форсируем ее и через несколько минут благополучно очутились в нужном нам лесу. Отошли этак с километр от опушки, разожгли костер и стали сушиться, делиться мнениями, что же нам теперь делать. Одни предлагают остаться здесь, в Унеченском лесу, другие намерены уйти к своим семьям, жившим в ближних районах. Александр Иванович Касаточкин предлагает двигаться к городу Стародубу, где у него имеется явка в подпольную партийную организацию, которой он поставит вопрос, как быть с нашей группой. Её необходимо довооружить и одеть. Все принимаем это решение и двигаемся к городу Унеча. Не доходя 5 километров, переходим полотно железной дороги и направляемся на город Стародуб. На вторую ночь со всей группой заходим в одно село, чтобы разжиться провиантом. Достаем на 12 человек 2 килограмма хлеба. Мы ещё не успеваем уйти из села, как на дороге в село раздается песня. Выходим на дорогу и задерживаем пьяного старосту этого села, идущего из города Унеча. При допросе он показал, что в городе Унеча уже известно о том, что из Клинцовского лагеря ушли 12 человек заключенных, убив двоих немецких солдат. Немцы за это расстреляли около 500 человек военнопленных русских солдат и по всему городу делали обыски. Староста этот, конечно, как немецкий пособник был нами расстрелян.
19 стр.
Мы дошли до села Наитоповичи, здесь Александр Иванович предложил нам остаться в лесу и дождаться его возвращения из города Стародуба. Он должен был вернуться через 3 дня. С ним пошли 2 наших человека, которым необходимо было зайти в город. Итак, нас осталось 9 человек. После того как ушел Александр Иванович, в эту же ночь от нас ушли ещё двое к своим жёнам, которые живут невдалеке от этой местности, где мы в данное время остановились. Итого, нас остается семь человек, вооруженных двумя винтовками и восемью патронами. Утром знакомимся с местностью, где мы находимся. Оказывается, в этом лесочке можно только ждать смерти, но скрыться в нем нельзя. Это небольшая посадка леса возле аэродрома. С краю этой посадки идет развилка. Дороги тянутся по обе стороны этой посадки. С одной стороны находится аэродром, а с другой – большое село Наитоповичи в одном километре, в котором стоит гарнизон полиции. С третьей стороны этой посадки в трех километрах – город Унеча с большим немецким гарнизоном. Посадка шириною около 50 метров, длина тянется километра на два. Насквозь просматривается. Мы, чтобы нас не было видно, легли в ямку. Но вставать нам уже днем было нельзя. В каких-то двухстах метрах от этой посадки на аэродроме весь день крутятся немцы. Часа в 2 дня на аэродром приезжал, видно, какой-то начальник с собакой, которая бегала по опушке нашей посадки и лаяла. Нагнала на нас такого страху, что мы лежали ни живы ни мертвы. Вот-вот забежит в глубь посадки и обнаружит нас. Тогда поневоле придется по ней стрелять. Итак, в такой невообразимой тревоге дожидаемся ночи и покидаем эту посадку.
21 стр.
Решили не дожидаться Александра Ивановича, так как это ожидание грозит нам смертью. Двигаемся по направлению в Трубчевский район, в зону деятельности партизанских отрядов. По пути заходим в одно село, на окраине оставляем троих человек с одной винтовкой и четырьмя патронами к ней. С задачей: если у нас там, на селе, что-нибудь получится, то они открывают здесь огонь, что, конечно, создаст впечатление, как будто нас пришло в это село много. А сами, то есть четверо, направляемся в центр села, где раздаются девичьи песни и льются трели гармошки. Подходим к гуляющей компании. Тут, оказывается, одни девушки. Спрашиваем: «А где же ваши кавалеры?» Они отвечают нам: «Сейчас только трое полицейских, увидав, что вы идете по селу, огородами убежали прятаться. Мы, конечно, поговорив с девушками, зашли в несколько домов, взяли пару кувшинов молока и три булки хлеба, зашагали к своим. Там покушали и отправились дальше. Всю ночь мы шли. Перешли полотно железной дороги «Унеча – Стародуб». Тут-то и застает нас утренний рассвет, но дневать было негде: поблизости нет ни леса, ни посевов ржи. Мы вынуждены были делать дневку в посадке вдоль полотна железной дороги. От снегозаносов на той стороне полотна метрах в пятистах находилось село, в котором располагался немецкий гарнизон совместно с полицией.
Предлагаю своим друзьям замаскироваться в кустах и ни в коем случае не вылезать оттуда до самого вечера. Но с нашей бражкой, видно, ничего не сделаешь: днем, как только разогрелись, так и вывалились из кустов. Вдруг этак часиков в 14 по аллеечке пробегают две девочки лет по 10. Увидев наших ребят, вскрикнули: «Вот они!» - и убежали на ту сторону полотна железной дороги в село, где находится гарнизон. Вот тут-то думай, что значит: «Вот они!». Но думай - не думай, а уходить нам отсюда надо немедленно, ибо они могут сказать, и нас здесь накроют.
23 стр.
Мы находимся возле ярового поля, нам нужно уйти на озимые посевы – там, где рожь. Предлагаю по-пластунски ползти по меже ячменя, отползти от дороги хотя бы метров на пятьсот. Я ползу первым, за мной ползет Миша. Только отползли метров 100, на пути – проезжая полевая дорога, идущая из села в поле. По ней из села едут две женщины. Я стараюсь маскироваться, чтобы не показаться им, не глядя назад. И когда я обернулся, то возле меня по дороге ехала подвода, в ней сидело трое мужчин, которые смотрели на нас. Они ехали в село и, конечно, поняли, в чем дело, для чего вооруженные люди ползут и кто они. Мы прекратили движение, пока они не проедут, а они, видно, заинтересовались нами, хотят знать, куда мы ползем. Они уже отъехали дальше – так, что, сидя на подводе, не видно нас. Так один из них встал на телегу и наблюдал за нами. Тогда я предложил пятерым двигаться прямо по дороге, а мы с Мишей, вооруженные винтовками, остались здесь, возле дороги. Заляжем в небольшую траву и будем ждать. Если по этой дороге будет погоня за нами, то мы их задержим. Так и сделали. Мы с Мишей залегли возле дороги в низинку, заросшую травкой, приготовились к бою. Как только будут ехать или идти, то мы их неожиданно обстреляем в упор и нанесем им потери. Самое меньшее – мы убьем трех или четырех человек, что, конечно, задержит их. Договорились, что эти 5 человек идут за большак, где посеяна рожь. Там ждут вечера и приходят к ветряной мельнице, куда приходим и мы с Мишей. Мы пролежали в траве, ожидая погони, до вечера. Немцы, без сомнения, знали о нашем присутствии, но почему-то погоню сделать побоялись. Видимо, их было немного, и они думали, что мы все вооружены. А сделать погоню – это значит завязать с нами бой. Значит, будут убитые, а потерять им, видно, неохота. Вечером они подняли в селе стрельбу, и трассирующие пули летали в нашем направлении. Это говорит о том, что они прекрасно знали, куда мы шли. Вечером мы с Мишей пошли к мельнице, но никого там из наших не нашли. Так и остались мы с Мишей вдвоем. У обоих по винтовке и по 4 патрона.
25 стр.
Мы двинулись к городу Погар. Там на поселке Синий (?) у Миши есть знакомые и спрятан армейский пистолет системы «наган». По дороге на рассвете зашли в одно село, спросили хлеба, нам дали пару килограммов, и мы направились в рожь на дневку. Передневав, вечером заходим опять в это село, идем по огороду. На нас залаяла собака. Я предложил Мише идти в другой дом. Только мы направились к другому дому, как раздался мужской голос: «Кто тут ходит? Идите сюда! Чего боитесь?» Тогда Миша, отдав мне свою винтовку, направился к нему, а я метрах в 50-ти остался его ждать и приготовился к стрельбе по его сигналу. Такая у нас с ним договоренность. Что же произошло там в доме? Подходит Миша к дому, там стоит мужчина лет так 35-ти. «Ну что же, пойдемте в хату», - говорит. Заходят в хату, а там хозяйка лет 28-и. На столе стоит жареная картошка, нарезано сало шпиг и стоит несколько стаканов. Видно, сейчас только здесь кто-то выпивал. Миша спрашивает у хозяина, нет ли у них чего-нибудь поесть. Он спрашивает Мишу: «Кто вы будете?» Миша говорит ему, что мы пленные, пробираемся домой. Он спрашивает: «А почему ночью идете?» Миша отвечает: «Мы-де мол недалеко здесь живем, и вот хочется добраться до дому, а днем боимся, как бы не задержали». «Ну, ладно, садитесь, покушайте». Только Миша сел за стол, как в хату заходит другой мужчина с винтовкой на плече. Миша спрашивает у хозяина: «Кто это будет?» Он говорит: «Это наш полицейский». Тот, как зашел, так спрашивает Мишу: « Кто вы будете?» Миша ему так же, как и хозяину, отвечает, что мы пленные, пробираемся домой, близко живем, вот почти уже дошли. Попросил у него закурить, он не отказал. Тогда Миша говорит: «Разрешите мне эту картошку взять с собой в котелке, у меня там товарищ, и мы вместе покушаем.
27 стр.
Полицейский говорит: «Ну, пойдем, посмотрим, что у тебя там за товарищ». И все трое направились ко мне на огороды. Миша идет передним, за ним полицейский и хозяин этого дома. Я вижу: идут трое, не пойму, в чем дело. Кого это он ко мне ведет. Вдруг Миша резко вырывается вперед ко мне и громко говорит мне: «Бери винтовки, пошли!» Те двое, услышав, что он сказал про винтовки, остановились на месте. Я спрашиваю: «В чем тут дело?» Он говорит: «Идем скорей, там объясню» Мы отошли за село, и Миша сказал мне, что это были полицаи. Я тогда говорю Мише: «Почему ты мне сразу не сказал, я бы их там и побил, ибо у меня все было наготове. На следующую ночь Миша заболевает ногами и не может идти дальше. Еле-еле я его дотягиваю до поселка Синин (?), в котором у него есть одна знакомая член партии. До войны работала зав. мол. фирмой в Синине. Живем более недели ночь в поселке, а днем во ржи. Всё ожидаю: быть может, поправится Миша, но ему всё хуже. Ему нужно тепло, необходимо поместить его к кому-нибудь в дом. К завфермой нельзя, она как член партии может быть на подозрении. Наконец-то с помощью завфермой нашел одну тетку, которая согласилась нелегально содержать Мишу у себя в доме. Ну, а мне завфермой приготовила пару булок хлеба, с десяток яиц, лучку зелененького с пучочек, и я отправился один за речку Судость. Какая скука – идти одному ночью. Одну, вторую, третью ночь, а их впереди, быть может, еще бесчисленное количество. Ночь идешь, а день отсиживаешься где-нибудь в хлебе. До того жутко, не с кем словечко промолвить, один-одинешенек, а кругом тебя враги. Этак можно с ума сойти. Ночью простился с Мишей и отправился в путь, пообещав ему в скором времени вернуться к нему и забрать его с собой. Через час я уже подошёл к реке Бела.
29 стр.
Речка мелкая, перешел я ее вброд, держа курс на восток. Идя по бездорожью, ориентируюсь по звездам, в короткие летние ночи обходя множество препятствий. Я за ночь больше 5-6 километров не мог пройти. На вторую ночь мне пришлось дневать в хлебе, возле небольшого болотца. На дороге днем чибисы как-то обнаружили мое присутствие и стаей крутятся надо мной и кричат. Я думаю, что они выдадут меня. Не дай Бог, кто-то поедет по этой дороге, он непременно по крику птиц поймет, что птицы кого-то обнаружили. Подумают: мертвый, а нарвутся на живого человека. На пятый день я подошел к реке Рассуха, которую пришлось форсировать вплавь. Впервые я попробовал было плыть одетым и с винтовкой, но очень скоро вернулся назад: плыть в одежде было невозможно, я вынужден был разуться и несколько раз переплывать речку, перенося вещь за вещью. Так, одев все мокрые вещи на себя, я вынужден был невдалеке от Рассухи сделать дневку. А день удался ненастным, и меня мочил дождь до самого вечера. Снова я беру курс на восток, подхожу к реке Судость до того мокрым и прозябшим. Не охота лезть в воду, и я решаю: форсировать вплавь не буду, лучше пойду по дороге. Куда она меня выведет? В случае, если эта дорога выйдет на село, то я пойду к мосту. Если будет на мосту пост, то я обстреляю его – он уйдет с моста, а мне это и нужно для того, чтобы перейти мост. Так я и сделал – пошел по этой дороге и вышел на Брод. Перейдя р.Судость, я вышел к противотанковому рву. Передневав здесь, вечером захожу в поселок Сомово, стучусь в одну хату и к двери подзываю хозяйку. У нее удостоверяюсь, что это за поселок и кто в нем находится. Она мне сказала, что в поселке находится полиция, располагается в школе. Она дала мне килограмм хлеба, и я отправился в школьный сад.
31 стр.
Из сада мне хорошо видно, что делается в школе. Там находилось около пятидесяти человек полицейских. Мне их было хорошо видно в освещенные окна, но сделать я ничего не мог ввиду того, что у меня не было гранат. С тем я и отправился дальше. Только я успел выйти за поселок, как поднялся большой ветер и пошел дождь. Сделалась такая темь, что хоть глаз выткни. Я в такую темь не пошёл напрямик, а решил использовать попутную мне дорогу, которая завела меня на торфоразработки, где я блуждал между ямами и кучами торфа почти всю ночь да упал там в одну яму так, что еле-еле оттуда выбрался, весь в торфе. Винтовка вся забилась торфом так, что у неё не видно отверстия канала ствола, что стрелять из неё нельзя. Пришлось её полдня чистить для того, чтобы привести в порядок. День проводил в хлебе возле противотанкового рва. Так примерно часиков в пятнадцать со стороны Казиловки застрочил пулемет по направлению белых берёз, оттуда тоже
Стали ему отвечать. Застучали минометы, разгорелся бой. Тут я понял, что я уже нахожусь в районе деятельности партизанских отрядов. Но с какой тут стороны партизаны, а с какой полиция или немцы – никак не могу понять. Значит, если идти в эту деревню, то можно попасть и к тем, и к другим.решаю в эту деревню не ходить, а идти на Чеховку и там узнать, где именно находятся партизаны. К утру я дохожу до Чеховки, стучусь в один дом. Выходит хозяин, я спрашиваю, кто сейчас находится в селе. Он говорит, что никого нет, а были партизаны, стояли недели две, а потом уехали, но не знает, куда.Дал он мне кувшин молока и с килограмм хлеба, и я пошел в поле, в рожь дневать. На следующую ночь я опять захожу в Чеховку, узнаю, что здесь никого не было.
33 стр.
Я попросил поесть, покушал и отправился в деревню Карболовка. Войдя в деревню, я увидел сторожа и стал расспрашивать, кто в деревне. Он говорит, что с вечера были партизаны, а где сейчас, не знает. Расположение деревни было буквой «Г». Я пошел по деревне до угла улицы, как вдруг раздается оклик часового: «Кто идет?» Я отвечаю ему: «Свой!» Он делает два выстрела по мне. Пули проходят под углом справа мимо меня. Я лег на землю и говорю: «Зачем стреляешь? Я свой человек.» Он делает еще два выстрела и сматывается. Я кричу ему: «Товарищ часовой!» Никто мне не отвечает. Я уже начинаю думать, что, быть может, их было двое или трое и сейчас подняли тревогу и уйдут. Я со злости делаю три выстрела вверх, а сам продолжаю сидеть на земле, ибо двигаться мне было опасно – он мог залечь и дожидаться моего движения. Вдруг я слышу оклик, относящийся к часовому. Видно, пришел начальник караула выяснять, в чем тут дело, что за стрельба. Он называет часового по фамилии, но ему никто не отвечает. Часовой, сделав тревогу, сбежал с поста. Тогда я откликаюсь вместо часового карначу. Он спрашивает, кто я. Отвечаю, что я свой. Он предложил мне немного обождать здесь, а сам удалился. Через 5 минут он явился с двумя бойцами-партизанами и политруком взвода разведки партизанского отряда имени Маленкова. Приказывают мне положить оружие и поднять руки вверх. Обыскивают, а потом ведут в канцелярию колхоза, там находился командир взвода разведки партизанского отряда имени Маленкова тов. Прокопенко. Он расспросил меня, и я рассказал ему всю свою историю. Он, оказывается, хорошо знает Мишу. Знает, когда он был арестован немцами. Товарищ Прокопенко приказал возвратить мне оружие и остальные мои вещи и разрешил идти отдыхать.
35 стр.
На следующий день я вместе с эти взводом поехал выполнять задание. Мы захватили бывший Бакланский совхоз, в котором было немецкое хозяйство. Разогнали полицию и взяли там наших военнопленных красноармейцев семнадцать человек, пять коров, три свиньи, несколько лошадей, нагруженных зерном. На третий день мы приехали в отряд, который размещался в деревне Молчаново, а штаб отряда стоял на Ореховском поселке. Я остался при взводе Прокопенко, стоящем на Ореховском поселке. Мне выдали продукты и обмундирование, поставили на квартиру в одну партизанскую семью, но долго мне жить здесь не пришлось.
Через два дня меня вызвали в районный штаб партизанского движения, который располагался в селе Гнелево на берегу реки Десны. В райштабе получаю задание отправиться в районы Молин (?), Сураж, Унеча связаться с действующими там партизанскими отрядами и принести данные из районов их дислокации. Но это мое задание было сорвано начавшимся немецким наступлением на районы партизанской дислокации. Со всех четырех сторон, то есть с юга - из Погара, с Трубчевска, с запада из Почепа, с северо-запада из Красного Рога, с севера из Брянска, с востока из Навли, с юго-востока из Суземки. Партизанские отряды отходили в лес по приказу Сталина обороны в населенных пунктах не держать, отойти в леса. И так мы с мелкими боями Фомчино, Плюсково, Радчино, Монастырщину, Мосточную, Красную слободу, Ивановское, Новоселки, Верхние и Нижние, Семечки, Котляково, Андреевск, Выползово, Осинки, Лошки, Зеленый Рог, Пьяный Рог и много других населенных пунктов. Меня направляют в Сталинский отряд.За одну ночь мы отошли на семьдесят пять километров и встали на левый берег Десны на Гурах. Это против Островлуки (?).
Было это 20 августа, а 22 августа 1942 года нас бросают в бой под станцию Холмск.
37 стр.
Отряд наш имени Сталина был головным отрядом, а поэтому нас кидали во все прорывы и контратаки. 23 августа взяли станцию Холмск. 24 августа получаю задание отправиться с местным партизаном Пузыниным за разведданными в его село Юрово. 25 августа форсируем Десну между Гнелево и Врхними Новоселками. Запаздываем,и на рассвете приходим в Юрово. Там вынуждены были дневать у сестры Пузынина. Она посадила нас на потолок, а этак часиков в 12 приходят 12 человек немцев, которые только вечером оставили дом, в котором мы находимся. Ночью вплавь
Форсируем Десну и 27 августа прибыли в свой отряд с ценными данными о том, что немец силою 108 Венгерской дивизии готовится наступать на партизан со стороны станции Алтухово, Кокаревка и Холмск. Здесь, в отряде, однажды стою возле штаба, ожидаю приказания по диверсионному заданию, вдруг вижу: проходит мимо мой однополчанин по 499.2.А.П.Шашунов Павел Афанасьевич. Я окликаю его: «Пашка!» он обернулся, уведел меня, бросился мне на шею, плачет – рад, что мы снова с ним вместе в одном отряде. Он спрашивает меня, как я попал сюда и где Сергей, с которым я бежал из Стародубской тюрьмы.Я рассказываю ему все свои приключения и о том, что Сергей сейчас без рук. Не знаю, жив ли он. Павлик просит меня, чтобы я обождал и не ходил сегодня на задание. Я ответил ему: «Нет, Павлик, слишком много немец должен нам, надо с ним расплачиваться. Пойду сегодня, поставлю ему несколько сюрпризов». На следующий день я уже минировал дорогу Трубчевск – Плюсково и Плюсково – Почеп. Спешил в отряд, ибо в стороне, где он стоял, слышались начавшиеся бои – немец силою Венгерской дивизии, то есть мадьяр, наступал на Холмск. Занял Мальцевку и Кокаревку. Я иду по направлению Мальцевки, вдруг навстречу мне везут раненых.
39 стр.
Я спрашиваю: «Кого везете?» Мне отвечают: «Шашунова Пашку». Я прводил его до аэродрома, простился с ним. Он говорит мне: «Вот видишь, Иван, и не пришлось нам с тобою быть вместе». «Прощай,-говлрю,-Павлик, быть может, навсегда».И так расстался со своим другом. Через час я уже был в своем отряде, а через несколько минут мы пошли в контратаку на Мальцевку, которая вся была охвачена огнем. К началу нашей атаки подошли наши два легких танка Т-34 и одна бронемашина. Партизанские танкисты повели свои танки в атаку на заклятого врага. Мадьяры были нами выбиты из Мальцевки, но это была уже не Мальцевка, а пепелище: не осталось ни единого дома. На следующий день мы очищали Кокаревку и Стеклянный. После Стеклянного нам дают несколько дней отдохнуть, после чего наш отряд ставят на Гуры вместо отряда имени Ленина, а его переводят на Коломенную, потому что он организовался в Островлуке, что против Гур 3 километра.В нем произошла текучесть – люди бежали домой в Островлуку, а она занята немцами. Поэтому их отвели подальше от дому.
Немного спустя нас, группу в количестве 120 человек командируют на заготовку хлеба для отряда. Меня здесь назначают командиром отделения взвода автоматчиков. Командир моего взвода Михайлов Алексей – очень хороший парень.На второй день мы прибыли в Сагутьево, где простояли один день и выехали в даденный нам район заготовок. Едем вверх по реке Десна, проезжаем Любцы, Алешенку и останавливаемся В Глубочке.
Порядок заготовок ниже следующий: во-первых, убираем силами населения хлеб, посеянный и брошенный полицейскими старостами и прочими немецкими пособниками, которые во время наступления партизан бросили свои хозяйства и удрали с немцем. Кроме этого, каждый дом облагаетс: 1 пуд хлеба, 1 килограмм масла,и 10 штук яиц. Люди в поле работают, а мы охраняем их.
41 стр.
На второй день нашего пребывания в Глубочке командование группой дает задание в ночь разведать находящиеся от нашего расположения в трех километрах село, в котором находится гарнизон полиции и немцев. Мы, ночью разведав это село, установили, что полиция оставила село и отошла в город Трубчевск.По разговорам населения, которые исходят от полиции, немец готовит как